Сергей Хоружий - «Улисс» в русском зеркале

«Я дружбой был как выстрелом разбужен», – писал Мандельштам, и Джойс мог бы повторить это – с небольшой вариацией: его вызвала к пробужденью не просто новая дружба, но и открывшийся с нею выход из изоляции. С 1914 года начинается его сотрудничество с кругом лондонского журнала «Эгоист»: истинная поворотная веха в его литературной биографии. Началом было письмо Эзры Паунда, где тот предлагал ему страницы сразу четырех журналов, с которыми был связан; «Эгоист» был одним из них. Получив вскоре и прочитав «Дублинцев» и первую главу «Портрета», Паунд стал первым из крупных европейских литераторов, которые, оценив творчество Джойса как новое слово в литературе, делались его пылкими энтузиастами и пропагандистами. «Паунд вытащил меня из ямы», – говорил Джойс поздней. С редакцией «Эгоиста» связан был целый ряд фигур, ставших в будущем знаменитыми: Т. С. Элиот, Р. Олдингтон, Ребекка Уэст. Во главе же стояла Харриет Шоу Уивер, богатая английская дама, преданная идеалам бескорыстного служения ближним и обществу. Личность ее являла странное сочетанье старой девы пуританского воспитания и деятельной поборницы авангардного искусства. В силу первого, она, безусловно, никогда не слыхала слов «пердеть» и «муде», но, в силу второго, со всей энергией добивалась, чтобы эти неведомые слова были точно сохранены в текстах Джойса. Она также стала заботиться о его денежных делах, маскируя разными предлогами свою помощь либо оказывая ее анонимно. (В дальнейшем, лучше узнав его и увидев, что доброхотные даяния меньше всего смущают художника, она перешла к открытому меценатству.) Что же до дел издательских, то публикация «Портрета» началась немедленно, в ближайшем выпуске «Эгоиста». В довершенье удач, датой выхода его было 2 февраля.

Горизонт художника озарила надежда – и тут же вновь тронулось и побежало перо. Разом все застрявшие планы пришли в движенье: и окончание «Портрета», и задуманная давно пьеса «Изгнанники», и уже бродивший в его уме «Улисс». Даже вяловатое увлечение одною из своих учениц, еврейской девушкой жгучей южной красоты, принесло вдруг литературный плод, несколько страниц воздушной импрессионистической прозы, где он описывал ее и себя с лирическим волнением и мягкой иронией, сквозящей уже в названьи наброска: «Джакомо Джойс», по имени легендарного любовника, Казановы. Набросок, напоминающий его юношеские «эпифании», однако превосходящий их и размером, и мастерством, остался неопубликованным при жизни автора. Что касается пьесы, это была вариация на вечные темы Джойса – художник, ревность, измена женщины, предательство друга, изгнание… Канонический набор здесь уложен в экономную форму треугольника: писатель, его жена, они же изгнанники, и друг-предатель, пытающийся жену соблазнить. Фигуры героев, сюжетные мотивы и нити взяты, как обычно, из жизни, пропущенной сквозь призму концепции; главные прототипы читателю уже ясны. Драматургия несла сильное влияние Ибсена. Пьеса была закончена в 1915, опубликована в 1918 и поставлена впервые на сцене в Мюнхене в 1919 году. Странным образом, о ней до сего дня еще нет сложившегося «консенсуса специалистов». Процитируем двух авторитетных и современных: «Постановка „Изгнанников“ Гарольдом Пинтером в Лондоне (в 1970 г. – С. X.) доказала, что это блестящая, сценичная пьеса» (С. Г. Дэвис); «Написав „Изгнанников“, Джойс доказал еще раз, что он неспособен сочинять пьесы» (Ч. Дж. Андерсон). Однако нам сейчас важен только бесспорный факт: пьеса послужила для автора еще одной из подготовительных работ к «Улиссу».

Самая главная из этих работ, «Портрет художника в юности», заканчивалась на всех парах, одновременно с выходом начальных глав. Две оставшиеся главы завершены были в основном к ноябрю 1914 года, однако с последними страницами художник еще изрядно повозился, выслав их в Лондон только летом следующего года. Небольшими частями, за время с февраля 1914 по сентябрь 1915 года, роман был полностью выпущен в «Эгоисте».

4

Итак, почва была совсем расчищена для следующего большого труда, и его замысел уже оформился в мозгу автора. Ясно было заранее, что замышляемое новое не будет оторвано и отделено стеною от старого. Джойс не менял глобальной концепции и не собирался расставаться с Художником – то бишь с самим собою – в качестве протагониста своего творчества. Уже успела определиться одна из главных особенностей этого творчества, его цепкая непрерывность: оно жило и развивалось как единый процесс, единый поток, а создаваемое в нем было – единый текст. Если угодно, даже единое произведение – по своей охваченности всевозможными связями, перекличками, повторами, пронизывающими все стороны художественного целого, от единства эстетики до единства героев и сюжета. В силу этого, всему сделанному прежде предстояло отразиться в новом, пойти опять в дело; и все – пошло в дело, все что-то внесло в возникавший план:

«Дублинцы» – жизненную среду, обитаемое пространство,

«Портрет» – художника в юности,

«Изгнанники» – центральный конфликт.

Но при всем том новый замысел отчетливо открывал новый творческий этап. Основы замысла, его центральный образ отнюдь не заимствовались из прежнего и никак из него не вытекали. Грандиозные масштабы будущего романа, уникальные особенности его стиля определились только в ходе работы; но уже и по начальным идеям рисовалось что-то очень отличное от ранних книг. Художник отодвигался с ведущей роли, и ее получал герой совершенно иного рода – мифический Одиссей, взятый в современном обличье. Подобный поворот был неожидан, но не случаен. Одиссей, в латинской традиции – Улисс, издавна привлекал Джойса и виделся ему самым живым, полнокровным, человечным во всей мировой галерее литературных образов. До нас дошла выразительная похвальная речь Улиссу, которую Джойс произнес однажды в пору работы над романом. «Фауст, – заявляет художник, – не только не имеет полноты человечности, но вовсе не человек. Стар он или молод? Где его дом, семья? Ничего этого мы не знаем… Гамлет – да, Гамлет – человеческое существо, однако он только сын. А Улисс – сын Лаэрта, отец Телемака, муж Пенелопы, любовник Калипсо и соратник греческих бойцов у стен Трои, и царь Итаки… И еще, не забудьте, он – симулянт, пытавшийся уклониться от воинской службы… Но, попав на войну, он идет до конца. Когда другие хотели бросить осаду, он настаивал продолжать ее… И потом, – присовокупил Джойс со смешком, – он был первым джентльменом в Европе. Когда он вышел голым навстречу юной принцессе, он скрыл от девичьих глаз существенные части своего просоленного тела. И он же – великий изобретатель. Танк – его создание. Деревянный конь или железный короб – какая разница? и то, и другое – оболочка, где сидят, скрывшись, воины!»